Гусев,,Толстой,Материалы,биографии,по,год. Материалы к биографии с 1870 по 1881 год. ЛЕВ НИКОЛАЕВИЧ. Впоследствии Л.Н. Гусев стал автором воспоминаний о Толстом, среди которых наиболее важное значение имеет дневник «Два года с . 4 августа 1909 г. Дневник “Два года с Л. После Октябрьской революции Гусев вошел в состав редакционной коллегии первого Полного собрания сочинений .

ГУСЕВ ДВА ГОДА С Л. Н. ТОЛСТЫМ (Дневник 1. Разговаривая со Львом Николаевичем, одна посетительница увидала в гостиной кучу книжек и, заинтересовавшись ими, стала просматривать. Я уже писал: «Не могу молчать»; теперь хочу опять то же самое сказать: не могу и не могу молчать, буду кричать. Вчера за обедом был разговор о пьянстве. Душан Петрович сказал, что он прочитал в газете сообщение о том, что, по данным московской противоалкогольной выставки, в одной Москве и Московской губернии пропивается в год тридцать восемь миллионов рублей. Лев Николаевич сказал на это: —   Я хотя и всегда радуюсь, когда перестают пить, но осуждать не поднимается рука.

Ведь в этой дудке, про которую вы, Душан Петрович, рассказываете, он проводит полжизни. Маклакова рассказывала, со слов знакомого ей депутата Думы Дмовского (поляка), о том, какие притеснения испытывают поляки в Польше: как вытесняется в школах польский язык и насильственно заменяется русским, как принуждают детей ходить в православные церкви, как восстанавливают детей против родителей на том основании, что они поляки, и пр.

Она сказала, что Дмовский не раз говорил об этом в Думе. Лев Николаевич сказал, что говорить публично о таких вещах — ниже человеческого достоинства.—    А послушали бы вы,— возразила М. Маклакова,— какой шум и крик поднимают правые, когда он об этом говорит.—    В таком случае,— сказал Лев Николаевич,— вовсе не надо туда обращаться. Тут может быть только один из двух путей: или бомбы, или любовь. Д. Маковицкий сказал, что несомненно то, что полякам в скором времени будут даны через Думу все политические права, что это только вопрос времени.

Я думаю,— возразил Лев Николаевич,— что мы накануне огромного переворота, в котором Дума не будет играть никакой роли. М. Маклакова рассказывала далее о том, что Дмовский и его единомышленники добиваются через Думу введения в Польше земства.

Лев Николаевич сказал: —   При таком попрании самых элементарных человеческих прав какой же может, быть вопрос о земстве? И, кроме того, если хочешь бороться с каким- нибудь злом, то нужно бороться с его причиной. А причина — это русское государство.

Педагогические высказывания Л. Толстой в его педагогических высказываниях. Толстой в период наибольшего увлечения педагогической деятельностью (1862 г.).

За обедом кто- то заговорил о современных писателях. Лев Николаевич сказал: —   Я стараюсь найти в них хорошее, но прямо не могу их читать. Эта литературная невоспитанность, неряшливость, ничего не читали, ничего не знают. Чертков дал Льву Николаевичу перечесть стихотворение Алексея Толстого «Иоанн Дамаскин». Лев Николаевич после обеда прочел вслух некоторые места из этого стихотворения и остался им очень недоволен.—    Вы не любите стихов?

Философова.—    Нет,— ответил Лев Николаевич,— кроме самых больших талантов, как Пушкин, Тютчев. У Пушкина не чувствуешь стиха; несмотря на то что у него рифма и размер, чувствуешь, что иначе нельзя сказать; а здесь я чувствую, что то же самое можно сказать на тысячу различных ладов. Разумеется, совершенство и здесь недостижимо. Существует как бы бесконечно малая точка, и все дело в том, чтобы, насколько возможно, приблизиться к ней. И талант чувствует, насколько он подошел к этой точке; а бездарные люди воображают, что они в самом центре, тогда как они бог знает где на окружности. Лев Николаевич водил своих гостей в свой кабинет и показывал им висящие на стенах снимки с картин Орлова из крестьянской жизни. Со слезами на глазах рассказывал он содержание каждой из картин.—   Это, по- моему, величайший русский художник,— сказал Лев Николаевич про Орлова.

Толстой в его педагогических высказываниях

Вечером разговор шел, главным образом, о современном положении России. Лев Николаевич рассказал про полученные им недавно стихотворение дворника и письмо безработного из Москвы, понравившиеся ему своим здравым смыслом и душевной чуткостью.—   Все спасение в народе,— сказал он.— А там, наверху, или Азефы с Гапонами, или председатели судов, или вот такие (Лев Николаевич указал на полученное сегодня ругательное письмо в духе «Союза русского народа», которое я, по его просьбе, только что прочитал вслух). Народ — это как дети. Амиель сказал: что было бы с миром, если бы не подсыпали ежедневно восемьдесят тысяч детей. За обедом говорили о современных направлениях в искусстве вообще и в музыке в частности. Николаевич сказал: —   Правильный путь такой: усвой то, что сделали твои предшественники, и иди дальше. Если ты сможешь пойти дальше Моцарта — прекрасно.

А у них — полное игнорирование. Вчера был у Льва Николаевича яснополянский крестьянин Тарас Фоканов, ученик его школы 6. Я попробовал,— сказал Лев Николаевич,— читать ему из «Круга чтения», но увидел, что это ему недоступно, сразу же пришлось перефразировать. И это заставило Льва Николаевича пожалеть о том, что почти все, что он написал, написано языком, понятным только для интеллигенции.—   Сегодня,— сказал Лев Николаевич,— был у меня один из моих учителей, но я мало у него научился. Вчера вечером был разговор о книгах для народа. Лев Николаевич сказал (о чем он и раньше не раз говорил и писал в письмах), что он считает полезным для рабочего народа книги этнографического содержания, знакомящие с верованиями, жизнью и нравами разных народов. Он считает такие книги полезными потому, что они, как выразился он в одном письме, «содействуют освобождению людей от предвзятых суеверий и ложных представлений».—   Этим,— сказал Лев Николаевич,— интеллигенция искупила бы хоть немного тот грех, который она совершает, сидя на народной шее.

У него та же ирония, что и к помещикам, относится и к крестьянам, где она совсем неуместна. Вчера по поводу учебных занятий сына М. Сухотина был разговор об образовании. Лев Николаевич сказал: —   Есть центр, и к нему бесконечное количество радиусов, и вот из них выбирают один и насильно втискивают туда. Я помню, как я отстаивал. Я сказал, что многие замечательные поэты и художники учились плохо — Пушкин.—    Но из этого не следует,— возразил М. Сухотин,— что Дорик, который плохо учится, будет Пушкиным или Толстым.—    А я на это отвечаю,— сказал Лев Николаевич,—что Пушкин и Толстой не есть все, в чем может человек проявить свою самостоятельность.

Есть много других проявлений. Я уезжал на несколько дней в Москву. Кроме своих личных дел, я имел еще в виду зайти к знакомому присяжному поверенному,  Н.

Муравьеву, часто выступающему по политическим делам, чтобы узнать от него, если они ему известны, некоторые подробности совершения смертных казней. Подробности эти нужны Льву Николаевичу для задуманного и частью уже начатого им художественного про- изведения. Лев Николаевич сам начал было записывать на бумаге те вопросы, по которым ему нужно иметь сведения, но потом оставил это и просто просил узнать как можно больше подробностей. Вот вопросы, какие он записал: 1) Судящиеся за покушение на жизнь великого князя сидят ли в одиночках, или могут быть вместе некоторые? Могут ли быть сношения между собою? Могут ли быть получаемы сведения извне?

Объявляется ли вперед день суда, или только накануне? Криптопро 4.0. И много ли может пройти времени между объявлением о времени суда и судом? Допускаются ли свидания с родными? С какими и как? 6)   Могут ли быть сношения с уголовными? Как ведут или везут в суд? В каком помещении суд? Состав и процедура суда.

Палач. На все вопросы желательно иметь ответы самые подробные, как обыкновенно делается, и могут ли быть исключения». На другом листке: «1) При военном суде допускаются ли адвокаты к подсудимому? Где? 2)  Описание, если возможно, помещения военного суда.

В чем состоит увещание священника о том, чтобы свидетель говорил правду? Палачи кто? Сколько получают? В какой тюрьме в Москве содержатся подлежащие?

В общей или в одиночной? Дают ли свидания?